Философия образования 6: Детское образование - вопросы к докладчикам

Я добавлю байку. Мой друг работает в MIT в Бостоне. У него наше образование – физмат-школа, физфак наш, у него широкое базовое образование по физике. Он рассказывает, чем отличается наше образование от американского. Американцы, как раз, специализированы ужасно и каждый успешен в своей области, но как только возникает любая проблема на стыке чего-нибудь, они бегут к нему, потому что он единственный из группы, кто понимает все в целом.

 

 

На прошлом семинаре мы говорили об обучении истории, как в Германии в старших классах гимназии меньше знают историю и больше работают с документами.

 

Да, и Н.А.Печерская тогда подняла вопрос о том, чем отличается школьное образование от университетского…

 

У меня на эту тему есть пример про знамениты рижский центр «Эксперимент»: такая была русская школа в Латвии, которая работала по давыдовскому подходу, и они учились некоторому методу работы. Потом сделали такие общие программы… А потом, когда начались гонения на русский язык, школа была закрыта, и детям нужно было уходить в другие школы. Часть класса перешла в 8-м классе в соседнюю школу. Учительница протестировала их по биологии и ужаснулась. Они прошли половину учебника. «Спокойно. Что нужно пройти?» - сказали дети. Взяли учебник - и через две недели пришли и сдали ей все, что необходимо. Это пример, когда дети, наученные навыку, методу, потом могут сделать все, что необходимо.

 

Продолжая этот же пример с биологией.

В профессиональной школьной среде есть такой известный учитель  Алексей Борисович Воронцов, он москвич, занимается развивающим обучением. Как-то он рассказывал о собственной практике преподавания биологии в старших классах.

Поток десятых классов разделили на тех, кому биология нужна, и кому не нужна. Он говорит тем, кому биология не нужна: «За полгода мы проходим этот курс - и всё, но придется поработать. Согласны?»  Согласны. В течение полугода идет достаточно интенсивная работа, экзамены сдают независимой комиссии на четверки и пятерки. Дети счастливы, они отделались от биологии.

Познавательный результат, по оценке Воронцова, такой: все что сдали – все забудут. Но при необходимости они вспомнят все, потому что   научились сами работать с текстом.

 

 

Приблизительно то же самое мы делали в ПТУ в 80-е, когда приходилось преподавать математику станочникам. Преподаватель договаривался с ПТУ-шниками: « Давайте, за полгода математику… Они даже хулиганить переставали!»

 

Да, идет, вроде бы, утилитарная мотивация, а на самом деле, достигается педагогический эффект.

Есть два вопроса к обоим докладчикам.

 

Вопрос первый. Определение того, что такое ребенок, было дано с «социологических» позиций. А на уровне здравого смысла и обыденной психологии, что такое ребенок?

То, что Э. Берн называет эго-состояние (Ребенок, Взрослый, Родитель): куда девается это эго-состояние «Ребенок» по мере инициации? Инициация проходит в несколько этапов. Обряды инициации: ребенок пошел в школу, перешел из начальной школы в среднюю, в старшую, затем ВУЗ, – все это есть некие ритуалы. А вот тот ребенок, которого отлучили от груди, он куда-то девается или остается?

 

Второй вопрос. Мы говорим об отличии современного поколения детей от предыдущих. Мне не хватает сходства. А в чем же, при всех отличиях, современный ребенок похож на детей, которые существовали в прежних поколениях, на прежних стадиях цивилизации?

 

 

Я начну с того, чем похожи поколения детей.

Мне кажется, что они так же любят играть. То, что я читал про поколения XIX в. и немножко XVIII в., так: играть, точно, любят.

Куда девается Ребенок? Я сегодня наблюдаю, что ребенок, переходя из школы в ВУЗ, эго-состояния не теряет. Он очень часто остается ребенком. Он так же продолжает быть не-ответственным за то, что делает, а со многими это продолжается и дальше. При этом я наблюдаю детей, по возрасту младших, но с которыми можно договариваться. Для меня это такая грань: когда с ребенком можно договариваться, и он держит слово.

 

 

На вопрос Александра Наумовича я ответил бы так. Вопрос «куда девается ребенок?», я бы перевернул.

Думаю, что педагогическая проблема заключается в том, чтобы что-то сохранять от ребенка на всех этапах. Непосредственность, чистота – что-то должно оставаться и в последующей жизни, и до конца жизни было бы важно, чтобы что-то детское оставалось в человеке.

 

Второй вопрос. Дети разных поколений похожи какими-то базовыми потребностями. Для младших – потребность в игре, для средних – утверждение через какую-то практику. Все эти общие черты можно вывести из потребностей самоопределения и самореализации.

 

 Но то, что касается игры… На одной педагогической встрече ребята, которые работают с детьми в системе дополнительного образования, обратили внимание на то, что меняется набор игр в подростковом возрасте. Изменение набора игр связывают с исчезновением традиционных дворов.

Когда исчез двор, дворовое сообщество, стал меняться и набор игр. Сейчас в какие-то игры дети не умеют играть, что-то утеряно, в связи с внешними изменениями жизни.

 

То же самое с новыми средствами связи. Исчезают личные встречи, возникают трудности разговора по телефону – проще смс, проще выйти через Интернет.

 

Теперь то, что касается темы «можно договориться».

Как можно использовать утилитарную мотивацию? В одной из питерских школ, а дело было к 9-му мая, школе надо было выделить ребят, которые будут читать стихи на встрече с ветеранами. Учительница обратилась к ребятам: «Надо читать стихи», – никакого энтузиазма… Попробовала стимулировать: кто возьмется – тому пятерка… две пятерки… три пятерки! Несколько человек вызвались, выступили.

Конечный результат потрясающий. Они отказались от пятерок!